Неточные совпадения
Засим это странное явление, этот съежившийся старичишка проводил его со двора, после чего велел
ворота тот же час запереть, потом обошел кладовые, с тем чтобы осмотреть, на своих ли местах сторожа, которые стояли на всех
углах, колотя деревянными лопатками
в пустой бочонок, наместо чугунной доски; после того заглянул
в кухню, где под видом того чтобы попробовать, хорошо ли едят люди, наелся препорядочно щей с кашею и, выбранивши всех до последнего за воровство и дурное поведение, возвратился
в свою комнату.
Да, может быть, боязни тайной,
Чтоб муж иль свет не угадал
Проказы, слабости случайной…
Всего, что мой Онегин знал…
Надежды нет! Он уезжает,
Свое безумство проклинает —
И,
в нем глубоко погружен,
От света вновь отрекся он.
И
в молчаливом кабинете
Ему припомнилась пора,
Когда жестокая хандра
За ним гналася
в шумном свете,
Поймала, за
ворот взяла
И
в темный
угол заперла.
Были минуты, когда Дронов внезапно расцветал и становился непохож сам на себя. Им овладевала задумчивость, он весь вытягивался, выпрямлялся и мягким голосом тихо рассказывал Климу удивительные полусны, полусказки. Рассказывал, что из колодца
в углу двора вылез огромный, но легкий и прозрачный, как тень, человек, перешагнул через
ворота, пошел по улице, и, когда проходил мимо колокольни, она, потемнев, покачнулась вправо и влево, как тонкое дерево под ударом ветра.
Улицу перегораживала черная куча людей; за
углом в переулке тоже работали, катили по мостовой что-то тяжелое. Окна всех домов закрыты ставнями и окна дома Варвары — тоже, но оба полотнища
ворот — настежь. Всхрапывала пила, мягкие тяжести шлепались на землю. Голоса людей звучали не очень громко, но весело, — веселость эта казалась неуместной и фальшивой. Неугомонно и самодовольно звенел тенористый голосок...
— Папиросу выклянчил? — спросил он и, ловко вытащив папиросу из-за уха парня, сунул ее под свои рыжие усы
в угол рта; поддернул штаны, сшитые из мешка, уперся ладонями
в бедра и, стоя фертом, стал рассматривать Самгина, неестественно выкатив белесые, насмешливые глаза. Лицо у него было грубое, солдатское,
ворот рубахи надорван, и, распахнувшись, она обнажала его грудь, такую же полосатую от пыли и пота, как лицо его.
На другой день, утром, он и Тагильский подъехали к
воротам тюрьмы на окраине города. Сеялся холодный дождь, мелкий, точно пыль, истреблял выпавший ночью снег, обнажал земную грязь. Тюрьма — угрюмый квадрат высоких толстых стен из кирпича, внутри стен врос
в землю давно не беленный корпус, весь
в пятнах, точно пролежни, по
углам корпуса — четыре башни,
в средине его на крыше торчит крест тюремной церкви.
Редакция помещалась на
углу тихой Дворянской улицы и пустынного переулка, который, изгибаясь, упирался
в железные
ворота богадельни. Двухэтажный дом был переломлен: одна часть его осталась на улице, другая, длиннее на два окна, пряталась
в переулок. Дом был старый, казарменного вида, без украшений по фасаду, желтая окраска его стен пропылилась, приобрела цвет недубленой кожи, солнце раскрасило стекла окон
в фиолетовые тона, и над полуслепыми окнами этого дома неприятно было видеть золотые слова: «Наш край».
Он с разбега приткнулся
в углубление
ворот, — из-за
угла поспешно вышли четверо, и один из них ворчал...
У входа
в ограду Таврического дворца толпа, оторвав Самгина от его спутника, вытерла его спиною каменный столб
ворот, втиснула за ограду, затолкала
в угол, тут было свободнее. Самгин отдышался, проверил целость пуговиц на своем пальто, оглянулся и отметил, что
в пределах ограды толпа была не так густа, как на улице, она прижималась к стенам, оставляя перед крыльцом дворца свободное пространство, но люди с улицы все-таки не входили
в ограду, как будто им мешало какое-то невидимое препятствие.
Чувствовалось, что Безбедов искренно огорчен, а не притворяется. Через полчаса огонь погасили, двор опустел, дворник закрыл
ворота;
в память о неудачном пожаре остался горький запах дыма, лужи воды, обгоревшие доски и,
в углу двора, белый обшлаг рубахи Безбедова. А еще через полчаса Безбедов, вымытый, с мокрой головою и надутым, унылым лицом, сидел у Самгина, жадно пил пиво и, поглядывая
в окно на первые звезды
в черном небе, бормотал...
Пошли не
в ногу, торжественный мотив марша звучал нестройно, его заглушали рукоплескания и крики зрителей, они торчали
в окнах домов, точно
в ложах театра, смотрели из дверей, из
ворот. Самгин покорно и спокойно шагал
в хвосте демонстрации, потому что она направлялась
в сторону его улицы. Эта пестрая толпа молодых людей была
в его глазах так же несерьезна, как манифестация союзников. Но он невольно вздрогнул, когда красный язык знамени исчез за
углом улицы и там его встретил свист, вой, рев.
Договорить она не успела. Из-за
угла вышли трое, впереди — высокий,
в черном пальто, с палкой
в руке; он схватил Самгина за
ворот и негромко сказал...
Размышляя, Самгин любовался, как ловко рыжий мальчишка увертывается от горничной, бегавшей за ним с мокрой тряпкой
в руке; когда ей удалось загнать его
в угол двора, он упал под ноги ей, пробежал на четвереньках некоторое расстояние, высоко подпрыгнул от земли и выбежал на улицу, а
в ворота, с улицы, вошел дворник Захар, похожий на Николая Угодника, и сказал...
В углу под навесом, у самых
ворот, сидели двое или трое молодых людей, должно быть сотрудники, один за особым пюпитром, по-видимому главный, и писали.
Я не дождался конца сделки и ушел. У крайнего
угла улицы заметил я на
воротах сероватого домика приклеенный большой лист бумаги. Наверху был нарисован пером конь с хвостом
в виде трубы и нескончаемой шеей, а под копытами коня стояли следующие слова, написанные старинным почерком...
На
углу Новой площади и Варварских
ворот была лавочка рогожского старообрядца С. Т. Большакова, который торговал старопечатными книгами и дониконовскими иконами. Его часто посещали ученые и писатели. Бывали профессора университета и академики. Рядом с ним еще были две такие же старокнижные лавки, а дальше уж, до закрытия толкучки,
в любую можно сунуться с темным товаром.
Я останавливался на
углах, садился на скамейки, где они были у
ворот, машинально подымался и опять брел дальше, уткнувшись
в книгу.
Кроме Игоши и Григория Ивановича, меня давила, изгоняя с улицы, распутная баба Ворониха. Она появлялась
в праздники, огромная, растрепанная, пьяная. Шла она какой-то особенной походкой, точно не двигая ногами, не касаясь земли, двигалась, как туча, и орала похабные песни. Все встречные прятались от нее, заходя
в ворота домов, за
углы,
в лавки, — она точно мела улицу. Лицо у нее было почти синее, надуто, как пузырь, большие серые глаза страшно и насмешливо вытаращены. А иногда она выла, плакала...
Вечером он уехал, ласково простившись со всеми, крепко обняв меня. Я вышел за
ворота и видел, как он трясся на телеге, разминавшей колесами кочки мерзлой грязи. Тотчас после его отъезда бабушка принялась мыть и чистить грязную комнату, а я нарочно ходил из
угла в угол и мешал ей.
Когда я пробежал
ворота, мне показалось, что
в правом, заднем
углу огромного двора как будто идет человек, хотя
в темноте я едва лишь мог различать.
Постояв перед дворцом, он повернул
в длинную улицу налево и опять стал читать приклеенные у
ворот бумажки. Одною из них объявлялось, что «сдесь отдаюца чистые, сухие
углы с жильцами», другою, что «отдаеца большая кухня
в виде комнаты у Авдотьи Аликсевны, спросить у прачку» и т. п. Наконец над одною калиткой доктор прочел: «Следственный пристав».
Анатомический театр представлял из себя длинное, одноэтажное темно-серое здание, с белыми обрамками вокруг окон и дверей. Было
в самой внешности его что-то низкое, придавленное, уходящее
в землю, почти жуткое. Девушки одна за другой останавливались у
ворот и робко проходили через двор
в часовню, приютившуюся на другом конце двора,
в углу, окрашенную
в такой же темно-серый цвет с белыми обводами.
Сама же она за мной издали шла и за
углом пряталась и на другой день также, но дедушка не пришел, а
в эти дни шел дождь, и матушка очень простудилась, потому что все со мной выходила за
ворота, и опять слегла.
Он прошел дальше и завернул за
угол.
В глубине палисадника, у Назанского горел огонь. Одно из окон было раскрыто настежь. Сам Назанский, без сюртука,
в нижней рубашке, расстегнутой у
ворота, ходил взад и вперед быстрыми шагами по комнате; его белая фигура и золотоволосая голова то мелькали
в просветах окон, то скрывались за простенками. Ромашов перелез через забор палисадника и окликнул его.
Монастырь, куда они шли, был старинный и небогатый. Со всех сторон его окружала высокая, толстая каменная стена, с следами бойниц и с четырьмя башнями по
углам. Огромные железные
ворота, с изображением из жести двух архангелов, были почти всегда заперты и входили
в небольшую калиточку. Два храма, один с колокольней, а другой только церковь, стоявшие посредине монастырской площадки, были тоже старинной архитектуры. К стене примыкали небольшие и довольно ветхие кельи для братии и другие прислуги.
Дул ленивый сырой ветер, обрывая последние листья с полуголых деревьев, они падали на влажную землю и кувыркались по ней, разбегаясь
в подворотни,
в углы, под лавки у
ворот.
Пела скрипка, звенел чистый и высокий тенор какого-то чахоточного паренька
в наглухо застёгнутой поддёвке и со шрамом через всю левую щёку от уха до
угла губ; легко и весело взвивалось весёлое сопрано кудрявой Любы Матушкиной; служащий
в аптеке Яковлев пел баритоном, держа себя за подбородок, а кузнец Махалов, человек с воловьими глазами, вдруг открыв круглую чёрную пасть, начинал реветь — о-о-о! и, точно смолой обливая, гасил все голоса, скрипку, говор людей за
воротами.
А на дворе прижался
в углу у запертых
ворот и заплакал
в бессильной злобе,
в страхе и обиде. Там нашла его Палага.
Тяжело дыша, красная,
в наскоро накинутом платке, одной рукою она отирала лицо и, прижав другую ко груди, неразборчиво говорила, просила о чём-то. Он метнулся к ней, застёгивая
ворот рубахи, отскочил, накинул пиджак, бросился
в угол и торопливо бормотал, не попадая ногами
в брюки...
Квадратный двор Кожемякина весь обстроен службами, среди них множество уютных
углов; против
ворот прочно осел
в землю крепкий амбар.
…Ночь. Лампа зачем-то поставлена на пол, и изо всех
углов комнаты на её зелёное пятно, подобное зоркому глазу Тиунова, сердито и подстерегающе смотрит тёплая темнота, пропахнувшая нашатырём и квашеной капустой. Босый, без пояса, расстегнув
ворот рубахи, на стуле
в ногах кровати сидит Максим, то наклоняя лохматую голову, то взмахивая ею.
Пугачев, поставя свои батареи
в трактире Гостиного двора, за церквами, у триумфальных
ворот, стрелял по крепости, особенно по Спасскому монастырю, занимающему ее правый
угол и коего ветхие стены едва держались.
Оба затаили дыхание, припали к земле и бережно стали огибать избы. За
углом они снова поднялись на ноги и поспешили войти
в проулок, куда отворялись задние
ворота.
Зная нрав Глеба, каждый легко себе представит, как приняты были им все эти известия. Он приказал жене остаться
в избе, сам поднялся с лавки, провел ладонью по лицу своему, на котором не было уже заметно кровинки, и вышел на крылечко. Заслышав голос Дуни, раздавшийся
в проулке, он остановился. Это обстоятельство дало, по-видимому, другое направление его мыслям. Он не пошел к задним
воротам, как прежде имел намерение, но выбрался на площадку, обогнул навесы и притаился за
угол.
Поднял он себе на плечи сиротинку-мальчика и снова пошел стучаться под
воротами, пошел толкаться из
угла в угол; где недельку проживет, где две — а больше его и не держали;
в деревне то же, что
в городах, — никто себе не враг.
Едва он скрылся, как из этих же
ворот выбежала босоногая девушка с завязанной платком щекой и спешно направилась
в нашу сторону. Ее хитрое лицо отражало разочарование, но, добежав до
угла и увидев нас, она застыла на месте, раскрыв рот, потом метнула искоса взглядом, прошла лениво вперед и тотчас вернулась.
Едва мы подошли к
углу, как Дюрок посмотрел назад и остановился. Я стал тоже смотреть. Скоро из
ворот вышел Варрен. Мы спрятались за
углом, так что он нас не видел, а сам был виден нам через ограду, сквозь ветви. Варрен посмотрел
в обе стороны и быстро направился через мостик поперек оврага к поднимающемуся на той стороне переулку.
— А надо бы нам стенки-то подкрепить, — точно бредила игуменья. — Ох, как надо! И
ворота вон совсем развалились… Башенки прежде на углах-то стояли, когда орда приходила. Когда Алдар-бай с башкирью набегал, так крестьяне со всех деревень укрывались
в Дивьей обители… Тоже и от Пепени с Тулкучарой… под самые стены набегала орда, и господь ущитил.
Никита сидел на крыше до поры, пока на месте пожарища засверкала золотом груда
углей, окружая чёрные колонны печных труб. Потом он слез на землю, вышел за
ворота и столкнулся с отцом, мокрым, выпачканным сажей, без картуза,
в изорванной поддёвке.
Невеста, задыхаясь
в тяжёлом, серебряной парчи, сарафане с вызолоченными ажурными пуговицами от
ворота до подола, —
в шушуне золотой парчи на плечах,
в белых и голубых лентах; она сидит, как ледяная,
в переднем
углу и, отирая кружевным платком потное лицо, звучно «стиховодит...
На месте нашей избы тлела золотая груда
углей,
в середине ее стояла печь, из уцелевшей трубы поднимался
в горячий воздух голубой дымок. Торчали докрасна раскаленные прутья койки, точно ноги паука. Обугленные вереи
ворот стояли у костра черными сторожами, одна верея
в красной шапке
углей и
в огоньках, похожих на перья петуха.
[Дом,
в котором жил Кокошкин, находится у Арбатских
ворот, на
углу Воздвиженки, принадлежит теперь г. Левшину.
Всего чаще мы бывали с Загоскиным у Ф. Ф. Кокошкина, который жил постоянно
в Москве,
в своем прекрасном и большом доме у Арбатских
ворот, на
углу Воздвиженки.
Акулина притаивала дыхание, и сердце ее стучало сильно-сильно, когда Кондратьевна, старая лекарка, подтверждала все это, уверяя даже, что Дрон, злобствовавший на нее еще при жизни, действительно являлся
в селе, бывал у ней
в избе, переходил из окна
в окно, из
ворот в ворота, шарил по всем
углам и аккуратно выпивал у ней каждую ночь
в погребе сливки.
Стала на своем, что иду и иду, и только. Потому, знаешь, чувствую, что
в голове-то уж у меня чертополох пошел. Выхожу это я, сударь ты мой, за
ворота, поворачиваю на Разъезжую и думаю: возьму извозчика. Стоит тут сейчас на
угле живейный, я и говорю...
Невеселый сибирский пейзаж охватывал кругом печальные здания этапа; вечерний сумрак делал картину еще грустнее, но партия весело и шумно огибала
угол частокола и входила
в отворенные
ворота: ужин манил изголодавшихся, широкие нары — усталых.
На другой же день после отъезда хозяйки он взял фуражку и пошел бродить по петербургским переулкам, высматривая все ярлычки, прибитые к
воротам домов, и выбирая дом почернее, полюднее и капитальнее,
в котором всего удобнее было найти требуемый
угол у каких-нибудь бедных жильцов.
Часть Нижнего посада, близ Кремля; направо и налево деревянные лавки, на заднем плане деревянный гостиный двор, за ним видна гора и стены Кремля; налево,
в заднем
углу на пригорке, башня и
ворота в Кремль, направо продолжение Нижнего посада. Вдоль лавок деревянные мостки с навесом для пешеходов, у растворов скамьи и раздвижные стулья.
— То-то и есть: толстó звонят, да тонкó едят… — примолвил Дементий. — У нас по лесам житье-то, видно, приглядней московского будет, даром что
воротáми
в угол живем. По крайности ешь без меры, кусков не считают.
Мать не поверила, но как увидала, сама испугалась и заперла сени и дверь
в избу. Ужи проползли под
ворота и вползли
в сени, но не могли пройти
в избу. Тогда они выползли назад, все вместе свернулись клубком и бросились
в окно. Они разбили стекло, упали на пол
в избу и поползли по лавкам, столам и на печку. Маша забилась
в угол на печи, но ужи нашли ее, стащили оттуда и повели к воде.